25 лет назад здесь провели первую операцию по пересадке сердца.
Один из первых счатливчиков, получивших новый орган,
и сегодня продолжает жить.

Был полдень. В кардиологическом отделении Shands госпиталя только что закончился обход и медперсонал получил коротенькую передышку на обед. Вместо того, чтобы отправиться пообедать в кафетерий или подкрепиться горячим кофе в баре, как она обычно делает, Оксана согласилась поговорить со мной. Вернее, наговорить на диктофон то, что может быть полезным для читателей русскоязычного журнала. Вообще-то, мы с ней договаривались встретиться еще вчера, но около шести она позвонила и устало попросила:
– День был какой-то сумасшедший, с ног валюсь. Давай завтра?
Мы с ней знакомы давно, и я по предыдущим встречам знаю, что если всегда излучающая улыбку и готовая придти на помощь Оксана так говорит, это значит, что прошедший рабочий день был действительно трудным.

Хотя, легких дней у нее и ее коллег, похоже, вообще не бывает. Что же это за работа такая? Об этом мы и говорили с Оксаной Булл – помощником врача Кардиологического центра знаменитого во Флориде и известного далеко за пределами штата Shands госпиталя при Университете Флориды, что находится в Гэйнсвилле.

– Специальность у меня называется nurse practitioner. В России нет аналога этой специальности. А чтобы всем было понятно, можно сказать, что nurse practitioner – это медсестра с высшим образованием. По сути, я являюсь помощником врача. Мы работаем в тесном контакте с больными – мы следим за тестами пациентов, постоянно держим на контроле результаты их анализов крови, других медицинских исследований – вместо принятых в России пухлых медицинских карт, которые заводятся на каждого, кто хоть раз приходит на прием к врачу, в Америке вся информация заносится в компьютерную систему, и у нас есть возможность видеть на компьютере всю историю болезни и, что для нас особенно важно, результаты последних тестов. Если мы видим какие-то негативные изменения, мы сразу же звоним пациенту, даем указания снизить или наоборот увеличить дозу лекарства, или выписываем новые медицинские препараты. При этом мы имеем дело с пациентами, которые ну очень-очень больны. И если мы видим, что медикаментозное лечение уже не дает нужных результатов, мы ставим пациента в список очередников на получение донорского сердца. Здесь надо уточнить, что в этот список попадают только пациенты, успешно прошедшие эвалюацию и не имеющие противопоказаний по медицинским и социальным параметрам. И в этом случае мы становимся для них своего рода домашними врачами – разговариваем по телефону каждую неделю, досконально знаем результаты анализов, раз в две-три недели встречаем здесь в клинике, при необходимости помещаем их в госпиталь, ну и тогда уже ведем постоянный контроль.

Я сейчас как раз была на пятом этаже, где у нас находится кардиологическое отделение, там лежат наши пациенты, ожидающие операцию по пересадке сердца или уже получившие его и восстанавливающиеся после операции.

– Ты говоришь о своих пациентах, как о людях, так или иначе связанных с пересадкой сердца. А все остальные больные с сердечными проблемами? Они могут лечиться в вашем госпитале?

– Да, конечно! Есть больные с аритмией, с повышенным холестерином, с инфарктами, но ими у нас занимается общая кардиология. А я работаю только с теми пациентами, у которых высокая сердечная недостаточность, и с связи с этим они ждут донорский орган или уже получили его. То есть, у нас очень узкая специализация – сердечная недостаточность и трансплантация сердца.

– Так проще или труднее работать?

– Это единственный способ помочь больным, поскольку медицина сейчас настолько сложна, что если ты не специализируешься в какой-то одной области, ты знаешь понемногу обо всем и можешь лечить только простуды или легкие инфекции. У нас в центре работают очень высококвалифицированные специалисты.

– Как много их в вашем Кардиологическом центре?
– Честно скажу: точно не знаю. Давай так смотреть: в госпитале 100 разных специальностей и 1500 врачей. Кардиологией занимаются, наверное, человек 60 из них…
Все дело в том, что у нас учебный госпиталь и под словом «врач» мы подразумеваем специалистов по крайней мере трех уровней: attendings, fellows и residents…

Полезная информация:

Чтобы стать врачом в США, надо прежде всего закончить образование по программе бакалавриата. Потом ты должен поступить в медицинскую школу (а под «школой» здесь подразумевается колледж – это высшее учебное заведение, – или университет) и проучиться в ней минимум 4 года. Первые два года в медицинской школе – это собственно лекции и занятия в колледже, последние два года – совмещение академических часов с практикой в клинике, обычно это в госпиталях, работающих при университетах. В этот период они еще в поисках своей будущей специализации. По окончании медицинской школы выпускники добавляют к своему имени две заветные буквы MD – медицинский доктор и становятся резидентами (residents).

Собственно, выпускники должны сначала попасть в программу резидентуры медицинского учреждения, потому как в престижные берут далеко не всех, и то только в том случае, если есть свободные места. Если вам повезет и вас туда примут, вы будете стажироваться, работая с больными (под наблюдением опытных специалистов), и получать при этом небольшую зарплату – около 30 тысяч долларов в год. Резидентов первого года стажировки иногда называют интернами. В некоторых штатах уже после интернатуры можно получить лицензию на право работы в общей медицине. Если же вы, пройдя резидентуру, хотите глубоко специализироваться в какой-то области медицины, то вам придется еще много лет потратить на углубленное изучение предмета в аспирантуре – fellowship (отсюда врачей-аспирантов называют fellows) и на стажировку, чтобы получить, наконец, лицензию специалиста в этой области. В кардиологии, например, на это уходит дополнительных 3-4 года, в нейрохирургии – не менее 6-7 лет.

И резиденты, и фэллоуз работают с пациентами под строгим контролем attendings – врачей самого высокого уровня, которые уже закончили предыдущие уровни образования и стажировки и имеют право на самостоятельную практику. Очень часто такие специалисты совмещают врачебную практику с работой в учебных госпиталях или академических медицинских центрах.

Строго говоря, процесс обучения для врачей в США никогда не заканчивается. Пациентам, то есть нам с вами, разбираться в многоуровневой градации американских докторов стоит разве только затем, чтобы знать, к кому идти на прием или кому доверить себя в случае операции – стажеру-резиденту или уже состоявшемуся доктору.
– … из них только attendings несут финальную ответственность за правильность диагноза и плана лечения больных.

– А к какому уровню медицинских специалистов можно отнести nurse practitioner?

– Ни к какому. Мы не врачи, потому что проходили совсем другую подготовку – по программе медицинских сестер. Но мы, я по крайней мере, работаем в тесном контакте с attendings. Я имею очень много свободы в своей работе, но при этом надо мной всегда есть врач, который подписывает все, что я делаю. То есть именно он несет основную ответственность за лечение.

В Америке нёрсинг и медицина – это две совершенно разные школы, и поэтому врачи не имеют права учить медсестер или диктовать им, как они должны работать. Поэтому, например, я, даже будучи медсестрой с высшим образованием, если захочу работать врачом, должна буду начать обучение с самого начала – пойти в самую начальную школу, закончить совершенно другие классы, попасть в институт, закончить его, быть резидентом, быть фэллоу и только потом стать доктором.

– Получается, что юная девушка, выпускница школы, решившая посвятить себя медицине, должна изначально знать, кем она хочет работать всю жизнь – медсестрой или врачом?

– Скажем так: для нее же гораздо лучше как можно раньше принять решение о будущей работе. В принципе, ты можешь стать nurse practitioner – на это уходит 9-10 лет. Ты работаешь и вдруг понимаешь, что хочешь работать врачом. Ты бросаешь свою работу, начинаешь процесс получения новой профессии – на это уйдет еще 12-13-14 лет. То есть, в принципе все это возможно, но ты должен знать , что на все на это у тебя уйдет как минимум 25 лет жизни.

– Скажи про себя: ты довольна своей карьерой, своей работой или хотела бы двигаться дальше?
– Я очень довольна своей карьерой, и у меня нет желания, да и, наверное, сил бы не хватило начать все сначала. Это ведь 13 лет не иметь никакой зарплаты, сидеть на шее у мужа, к тому же после окончания медицинской школы иметь долг порядка четверти миллиона долларов…

– Но ведь однажды в своей жизни ты уже начинала все с нуля…
– Было такое… Я приехала в Соединенные Штаты, когда мне было 28 лет. Это было в 1996 году. У меня уже были муж и шестилетняя дочь. В Северодвинске я работала учительницей музыки, а что я могла делать в Америке? Да, мне пришлось начать все сначала: учить язык, брать классы в школе, чтобы сдать экзамен по необходимым предметам для поступления в колледж, учиться в колледже, чтобы получить свою самую первую ступеньку в медсестринском деле, потом учиться в университете, чтобы получить степень бакалавра, потом в том же Университете Флориды в Гэйнсвилле, проходить мастерскую программу, чтобы получить степень мастера. Все эти годы – а у меня на это ушло 9 лет – я подрабатывала, потому что надо было растить дочь, надо было выживать, – сначала учителем музыки, потом обычной медсестрой в госпитале – 3 дня в неделю по 12 часов. Это было здесь же, в кардиологическом отделении, на пятом этаже. Вот поэтому я знаю здесь все «изнутри и снаружи»… А в первое время, конечно, было трудно. Но мы с мужем тогда были молодыми, нам хотелось достичь многого, и поэтому мы много работали.

– То есть, ты училась и сделала карьеру здесь, во Флориде?
– Да, я как приехала в Гэйнсвилл 14 лет назад, так никуда отсюда и не уезжала.

– Много ли русских работает в госпитале?
– Ты знаешь – не знаю! В Америке ведь никто не ведет статистику по национальности работающих. Я только могу сказать, что в Гэйнсвилле много русских, много студентов в университете, есть русские врачи у нас в госпитале, правда, в нашем Кардиологическом центре кроме меня никого нет. У меня много друзей, приехавших из России, они все врачи – анестезиологи, реаниматолог, семейный врач. У многих из них своя собственная практика.

– А пациенты у них тоже русские?

– Совсем нет! В основном американцы. Русские здесь особо упорно учатся и очень много работают, поэтому они успешны в своей работе. Мои друзья прошли через все ступени, сдали неимоверно трудный экзамен, стали здесь высококлассными специалистами, хорошо зарабатывают, но и ответственность у них очень высокая! Вообще, врачи в Америке, а я сейчас говорю прежде всего о нашем госпитале, имеют очень много обязанностей и несут очень высокую ответственность. Они постоянно на посту: в 11, в 12 часов ночи они еще здесь, а в 6, иногда в 4 утра они уже здесь. Хирурги вообще сутками домой не уходят. Когда у нас приходят транспланты, они делают одну операцию за другой. Я работаю бок о бок с кардиологами, и вижу все это каждый день. Они постоянно в состоянии, когда нужно принимать решение. Причем принимать его надо довольно быстро, потому что очень часто это решение между жизнью и смертью пациента, и, конечно же, врачи делают все возможное и невозможное, чтобы спасти жизнь. Я ничего не знаю про врачей в России, я там никогда не работала в медицине, а американская система настолько сложная, что когда люди доходят до верхнего положения во врачебной иерархии, я знаю, что они прошли огонь, воду и медные трубы. И когда некоторые люди говорят, что врачи здесь слишком много получают денег, я с этим совершенно не согласна. Я знаю, что свою зарплату они зарабатывают очень и очень тяжелым трудом.

– Есть ли какое-то ограничение по числу пациентов на одного врача?
– У нас такого нет. Но как-то само собой регулируется, что у нас на этаже максимум 25 пациентов. А всего на 4 кардиологов приходится 1500 больных, которых мы постоянно наблюдаем. И мы еще хотим свою программу расширять. Мы пытаемся приглашать пациентов, потому что в Америке медицина – это бизнес. Когда нет пациентов – нет госпиталя.

– Скажи, пожалуйста, на обследование или на лечение к вам в госпиталь может приехать каждый желающий – из любого города Флориды, из любого другого штата и даже из России?

– Да, госпиталь широко известен, и поэтому есть пациенты отовсюду – из 67 районов Флориды, из многих других штатов Америки, и каждый год в госпиталь приезжают, прилетают на лечение больные из десяти-двенадцати иностранных государств. В последнем рейтинге журнала U.S.News & World Report (а этот журнал составляет рейтинги, которым доверяют все американцы), опубликованном в июле этого года, наш Кардиоцентр – среди других 600 подобных центров США – на 32-м месте. Это очень высокий результат! Если же брать только госпитали Флориды, то среди 152 лучших в штате Shands госпиталь – на первом месте по четырем позициям: сердце и сердечная хирургия (это и есть наш Кардиоцентр), нарушение работы почек, пульманология и урология.

– Вопрос, интересующий, наверное, многих: а это очень дорого – лечиться в Shands госпитале и, в частности, в вашем Кардиоцентре?
– Однозначного ответа на этот вопрос нет. Все зависит от медицинской страховки больного. Поэтому один из первых вопросов, которые мы задаем новым пациентам – «Какая у вас страховка?».

– А если страховки нет вообще, или если это россиянин, которому нужна помощь высококлассных специалистов-кардилогов и он готов прилететь во Флориду?
– По вопросам стоимости медицинских услуг надо в кажом конкретном случае обращаться в финансовый отдел госпиталя: или задавать вопрос по интернету на сайте госпиталя, или заходить на беседу к специалистам, они работают на первом этаже. Я одно могу сказать: первый визит у нас стоит примерно 100 долларов, операция по пересадке сердца – 1 миллион долларов. У нас были больные без страховки, они выписывали чек на миллион долларов и становились трансплантными пациентами.

– В вашем Центре есть статистика, сколько сделано операций по пересадке сердца и какова выживаемость после них?

– В отделении сердечно-сосудистой хирургии госпиталя первая операция по трансплантации пациенту донорского сердца была проведена в 1985 году. С тех пор новый орган получили 550 человек. Много это или мало? Смотря с какой стороны смотреть. Флорида ведь находится на краю страны, вдалеке от больших мегаполисов, чтобы доставить сюда донорский орган, нужно время. А, скажем, донорское сердце можно трансплантировать больному только в течение 4 часов, не позднее. Сейчас в среднем каждый год 30 – 40 пациентов нашего кардиоцентра получают новый орган. Средняя продолжительность жизни с трансплантированным сердцем – 10 – 15 лет. Если мы видим, что оно уже изнашивается, не справляется с работой, мы ставим такого пациента опять в список очередников, это, конечно, если человек еще достаточно молодой. У нас есть пациенты, которые получали два и даже три донорских сердца. И у нас есть пациент, который живет со своим новым сердцем уже 25 лет.

…Наш разговор прервался неожиданно: Оксане пришло сообщение на пейджер, она сразу же позвонила по нужному номеру. В одну из районных больниц штата доставили больного, который стоит на учете в кардиоцентре Shands госпиталя, состояние у него было критическое.
– Прости, мне нужно бежать, – только и успела сказать, и скорей – к врачу! Оперативная связь и система действий в экстренных случаях работают здесь безукоризненно.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Через неделю мы опять встретились.
– Знаешь, а тот больной сейчас чувствует себя хорошо! – вспомнив, почему прервался наш предыдущий разговор, поделилась радостью Оксана. – В тот же день его переправили к нам в отделение, мы провели все необходимое лечение и уже готовим его к выписке.

-Ирина Иванова
Фото автора